Портал zhenya.gay.ru: интервью "Короткая встреча"

дата указана приблизительно

Евгения Дебрянская

Слушай, с чего мы начали в той забегаловке? 

Я купила минералку, Ирина - колу, а ты заказала пиво. Признайся, ведь тебе хотелось накачаться вдрызг в ту же секунду, и не пивом, а водкой, я сразу это почувствовала, потому что не выпить за нашу встречу – преступление, болтать трезвыми - тривиально, смешно. Да я и сама напиться не прочь! Ну, кто, скажи на милость, откажется выпить с тобой? Если, только он не последний потц и не помутился рассудком, не мучается животом, не закодирован по самую смерть, не влюблен в свое авто, если только у него на теле жировые складки, не стоят соски, заняты руки, и нет сил протащить тебя по всем угрюмым столичным подворотням и вечному холоду слева от Дмитровки…

Причудливый рисунок на твоем свитере… мандала?

Я лучше закурю. 

Ирина осторожно подула на локон и тихо спросила:

- Диана, ты устала от бесконечных интервью?

Ты долго рассматривала ногти.

- Устала? Быть может. Интервью вообще не существует, просто сидим, общаемся. Вот и все. Мои ответы редко совпадают. Согласись, говорить неинтересно. Интересно слушать музыку. Например «Muse». Такие юные парни, но классные профессионалы. Уважаю! 

Черт возьми, в твоих черных очках маячит моя минералка. Ну и х.. бы с ней!

- Ты любишь себя? До какой степени? Насколько глубоко? Ну, конечно, ты любишь себя!

- Без любви невозможно. А насколько глубоко? Скажу резко – я люблю себя бескорыстно.

- То есть не ждешь особой платы от себя самой за свою же собственную любовь?

Ну, зачем я встряла? Курить, Женя, надо вдумчиво, т.е. плодотворно.

- Пока любовь складывается. Если адекватно себя оцениваешь, то контакт будет установлен.

- Сколько тебе лет?

- 28.

- Извини. Женщины не терпят подобных вопросов.

- Отчего ж? Я не скрываю. 6 июля исполнилось 28.

- Рак?!

- Рачок.

Ира потянулась за пепельницей.

- У тебя очень, очень личные песни. Не тяжело личное выставлять напоказ?

- Тяжело.

- Ты поешь только свои песни? Это принципиальная позиция?

- Во мне так много меня! Мне часто задают вопрос, с кем бы я хотела спеть дуэтом? Да ни с кем. Потому что пока хочу понять, увидеть свой предел, себя исчерпать. Пока я себя не опустошила. Я постоянно экспериментирую, мне нравится наблюдать жизнь и преломлять ее через себя.

- Чтобы писать, ты должна быть в дауне или ждешь особого изощренного настроения?

- Ни то, ни другое. Я очень люблю слово фатализм, фатальность. Я могу писать только в состоянии фатальности.

- Фатальность – красивое слово. Неотвратимость, рок? Фатальность чего?

- Фатальность… Например, у нас концерт в Анадыре на Чукотке. Какой-то пацан зафигачил в меня бутылкой. Бутылка угодила в микрофон, микрофон свалился, и все стекло осыпалось в лицо и на шею, задев сонную артерию. Стою в крови и вижу что, мои музыканты, испугались. И тут на меня накатила такая злость. Играем песню «Россия 37-ой». Я ору: «Играем! Чего вы остановились?» И мы доиграли программу. А последней была «Столица». Анадырь – это очень далеко, понимаешь, Чукотка, и вдруг все стали её подпевать. Я это вижу, понимаю, что мы их все-таки взяли и чувствую, что сейчас зареву. Я отвернулась к барабанщику, у него голубые глаза за стеклами очков, и он такой сидит кучерявый, и я понимаю, если он сейчас увидит, что я заревела, то подумает, ну, сломалась. Сдержалась еле-еле. Вот на таком ощущении и пишутся песни. Понимаешь, ты можешь заплакать, но не должен этого делать, потому что ты - сильный! Это одна из иллюстраций. Я дура, да?

- Об этом позже.

- Ну, хорошо.

- А если быстро сгоришь, не страшно?

- Если бы мы говорили о «Ночных Снайперах», как о проекте вопрос был бы уместен.

Интересно, ладно ты скроена, удивительно правильной длины и формы руки, и ноги, и пальцы. В ателье бы тебя, в Черемушки, к любимому моему Мастеру…

- Твой талант божественен? Ты, как сосуд, как хороший инструмент?

- Хорошо сказала, ибо человек ничего не может утверждать! Я верю, Бог лишь свысока позволяет мне делать то, что я делаю. Именно так – Он позволяет, я исполняю! Вот сейчас я чувствую, песни с альбома «Цунами» настолько меня взяли, что страшно писать дальше, а вдруг ничего лучшего уже не напишу?! Наверное, к таким мыслям нужно относиться проще. Проще и жестче! Дано – напишу! Не дано… ну, что ж! Ну а если дано, ты используешь этот дар на полную катушку, чтобы и после смерти жить. Например, когда писал А.С. Пушкин, было много хороших поэтов, и они были намного популярнее, чем он. Ну и кого из них мы знаем? Все ушли. Остался один Пушкин.

- Ну, это пропаганда.

- Какая пропаганда!

- Хороший PR.

Ты возмутилась и заговорила о золотой середине, мы плохо поняли, да и запись на магнитной ленте в этом месте неразборчивая.

- Выходит, у тебя есть амбиции остаться на века?

- Безусловно. Я пишу классные песни. Я это знаю, это не кокетство и не вранье! Я точно знаю, когда вру, и когда честна, и знаю - пропорция честности сейчас миллион тысяча процентов. Кстати, о лжи… у меня и ложь - не ложь, а мягкость. Я очень мягкий человек. И это мне часто мешает.

- Ты любишь выпить?

- Сейчас уже нет. Наверное, переросла выпивку…

- Откуда же ты черпаешь вдохновение?

- Предупреждаю, к алкоголю мое вдохновение отношения не имеет, просто обладаю щенячьей способностью постоянно радоваться…

- Бывало с тобой такое - нагнулась завязать шнурки одним человеком, а выпрямилась – другим. Было в твоей жизни чудо? 

- Я так этого жду! 

- Мы говорили о текстах, теперь давай поговорим о музыке. «Musica instrumentalis, - пишет Мастер Головин, - музыка в обычном понимании, стоит на последнем месте после Musica mundana и Musica humana. Все эти разновидности объединены принципом всеобщей гармонии, легитимном, как в макро так и в микрокосмосе…» Довольна ли ты своей музыкой?

- Нет. Однозначно. Мне не стыдно об этом говорить, ибо, если я чем-то не довольна, я иду вперед, двигаюсь, экспериментирую, достигаю каких-то новых вершин. Мне нравится встречать новых людей. Мне ужасно нравится все что, исходит из гармонии человеческой, если гармония присутствует, ты идешь дальше и себя оцениваешь в этом ключе. Тяжело расставаться с музыкантами, уволен барабанщик, бас-гитарист, директор, звукорежиссер. Безумно тяжело увольнять людей. С каждой потерей старею лет на сто пятьдесят, тяжело говорить человеку, знаешь, вот у нас с тобой все было классно, а теперь, вероятно, будет не классно, потому что ты там, а я по-прежнему здесь, как и была. Ужасно тяжело. Работа в группе предполагает определенную жесткость, либо играем хорошую музыку, либо жалеем друг друга. Ненавижу жалеть людей, люблю людям помогать. Я люблю любить людей.

- За что же ты любишь людей?

- За доброту.

- А ты не любишь жестоких жестких людей?

- Я люблю людей за доброту.

- Врагов своих ты любишь?

- Уважаю. Правда, их у меня почти нет.

- Порочные люди - как образы для написания - яркие интересные. Говорить о человеке «добрый» - полная х...я, значит, ничего не сказать.

- Не согласна! Х...я - не из этой оперы.

- Человек яркий, порочный, огненный – не обязательно хороший и вовсе не обязательно добрый, но о нем писать гораздо интереснее…

- Д-а-а-а, вопросы поднимаешь ты классные…

- Я не о человеческих твоих поступках спрашиваю, а как художнику – тебе интересен порок?

- Кстати, постоянно стремясь к доброте, я сталкиваюсь с тем что, за бортом остаются люди, люди, люди…

- То есть у тебя все-таки имеется личный, черный шкафчик, где хранятся скелеты, и они тебя изредка мучают, терзают, вот здесь-то и складываются стихи и проявляется музыка?

- Мучают?! 

- Чувствуешь ли ты ответственность за фанатов, ты ведь диктуешь особый стиль поведения?

- Нет, не диктую. Я просто такая, какая есть. Но ответственность чувствую. Хороший вопрос. И любовь фэнов ко мне не безответная, ей богу…

- Ты много думаешь?

- Постоянно. В чем-то это мешает, хотя и жаловаться на то, что происходит внутри у меня - не буду. Я живая, понимаешь, я смотрю по сторонам, и мне все, все интересно.

- Случился ли в твоей жизни человек, который оказал на тебя сильное влияние?

- Опять шнурки…

- Представь, живет девочка, подросток 12-13 лет, живет, как все, и вдруг какой-то толчок, случайно услышанная нота, взрыв, пинок, удар, иногда человека необходимо очень сильно и грубо встряхнуть, чтобы он проснулся?

- Запиши это моим ответом.

- Так был ли этот толчок?

- Разочарую. Не было. Жизнь моя не скачкообразная, то есть такого спишь-просыпаешься – не было. Я поступательно, но постоянно преодолевала какие-то рубежи, я шла дальше, дальше и дальше. Поэтому наша история такая вот затяжная с 1994 по 2002. Но мне хорошо от этой медлительности. Хотя, хотя… пожалуй, помню один переломный момент. В классе седьмом я крепко задумалась, а что, если я была бы нормальной девчонкой, начала бы краситься, ходить на дискотеки. Ни хуя! Не интересно мне это, не интересно! Значит, будет что-то иное. Я познакомилась с парнем. Мне 12, ему 20. Маленький поселок Ягодное, магаданской области. Север. Это он меня научил играть на гитаре. И он же был первый человек, который ударил меня физически, то есть мы постоянно с ним дрались. У него была двухэтажная квартира. Я летела вниз по ступеням и орала: «ты урод, ты просто урод!» А потом он повесился. Однажды прихожу к нему домой, поднимаюсь на второй этаж и вижу, висят ботинки, поднимаю голову еще выше, а там он весь висит. Я осталась одна в 12 лет! Потом были похороны, я стояла и думала, почему снежинки падают на его лицо и не тают? А несколько дней спустя - стоп кадр – сижу на холодильнике, читаю «Доктора Живаго», голову поворачиваю, он стоит. В белой рубашке. Отсюда у меня страсть к белым рубашкам… Он долго меня мучил. Я пережила настоящий детский психоз…

- Ты грызешь ногти?

- Нет, уже нет.

- Ты находишься в прекрасном возрасте. 28. Время рождения души…

- А я, кстати, комплексую. Мне кажется 28 – слишком много.

- Это не много, но и не мало. Однажды китайский император спросил своего воина: «Сколько тебе лет?» «Шестнадцать», скинув шлем, ответил воин. «О! - удивился император, - ты совсем уже взрослый!»

- Классно! Классно! Аллилуя!

- Представь, ты перестала слышать музыку. Дальше что?

- Вероятно, уеду в Исландию писать картины. Но, если серьезно, это был бы очень тяжелый момент. 

- Догадываешься ли, что слово - всего лишь периферийная форма общения, есть жест, танец, шепот, взгляд, легкое прикосновение? Думаю, раньше люди мало говорили. Возможно, они слушали музыку сфер, и это была музыка божественной любви. Так ты любишь? Тебе известна любовь?

- Щас я тебя задушу, ибо…

- Ибо?

- Все что я делаю – любовь! Что-то я волноваться начала…

- Ты много куришь.

- Нормально. 

- Что для тебя секс?

- Всё!

- Что тебя угнетает?

- Новости. Падающие самолеты. Наводнение в Чехии. Человек, которого я очень люблю, пишет, «знаешь, по тем местам, где мы гуляли, сейчас течет вода»…

- Как ты относишься к гей-меньшинствам?

- Мне нравятся красивые люди, и мне абсолютно все равно, какого они пола. Если две женщины любят друг друга и они красивы, женственны – снимаю шляпу. У меня нет специфического отношения к гей-меньшинствам. Красота, красота, вот что имеет истинный смысл, я об этом песни пишу…

- Ты в Москве живешь или по-прежнему в Питере?

- В Москве, хотя у меня затяжной роман с Питером. Москва – купчиха хлебосольная, раздольная, широкая такая девка, в скоморошьих одеждах и абзац! Питер – то это мальчик, франт, строгий, с котелком и тростью. Оба этих города рождают совершенно разную любовь к себе.

- Любишь Россию?

- Человек, написавший «Россию-37-ой», не может просто так относиться к стране, в которой живет. Россия – особая страна. Особые люди. Специфична любая мелочь. И наше правительство, вероятно, даже не догадывается, какими масштабами нужно мыслить. Мне ненавистна российская бедность, нищета. Мой отец получает 2 тысячи рублей.

- У русских особые отношения с деньгами. Они ведь с радостью спустят все в один день. Был бы достойный повод.

- Так дайте им деньги!

- Это совершенно иная тема! Для звонкой пьянки и искрометной жизни нужны не деньги, а особое тонкое состояние души, тогда и пьянка, и жизнь придут непременно. Так, вернемся к России, ее особенному духу, небу, нашей вегетации, людям?

- Вчера я была в городе Щелково. Всего пятнадцать километров от Москвы и уже совершенно иная атмосфера. И, как ты говоришь, иная вегетация. Чувствую что, жить там тяжело. Стою и думаю, наш гонорар такой-то, а есть ли у людей деньги, чтобы прийти на концерт «Ночных Снайперов»? Денег нет, элементарно – нет. Значит, за концерт они выкладывают последние. 

- Стало быть, последние, но есть?!

- Все, еще одна история и идем в машину слушать альбом! По-поводу первого заработка. Концерт в Выборге. Акустический. Маленький театрик. Билеты – десять рублей. Мы отпели, все классно, аншлаг. После концерта подходит администратор и говорит, давай считать кассу. Говорю, давай! Это вам причитается, протягивает мне стопку. Я начинаю считать, десять, десять, десять… Купюры пахнут разными запахами, и по-разному выглядят, как люди, люди-то разные, люди кровные свои отдали и пришли. И это очень сильно. Не забыть никогда.

- И что ты сделала?

- Раздала музыкантам, что я сделала! Смешно! Вот. Купила ракету. Баллистическую. А еще мне нравится с вами общаться!

Через минуту мы сидели в машине, и еще через минуту, врубив магнитофон, неслись по набережной. Звучали твои песни, ты громко подпевала и дирижировала себе, на тебя смотрели из соседних окон авто, ты очень, очень хотела нравиться, ты нам понравилась, ты курила сигареты - одну за одной. Мы останавливались и покупали еще, но и они скоро закончились... 

Все заканчивается - и твои песни, и ты, и мы, все мы…

Я не знаю твоих песен, ни одной строчки. Однако, после нашего расставания хотелось петь, и я тихонько мурлыкала Петра Лещенко:

Ты и эта гитара – неразлучная пара,

И шампанского чара, и на сердце весна.

Этой песенки звуки полны страсти и муки,

И дрожат твои руки, как гитарная струна… 

Видео:

Фото:

География события:

Россия, Москва

Теги:

дебрянская, интервью