Меню

Журнал "Terra Nova": интервью "Редкая птица"

30 июня 2006

корреспондент - Алекс Федосеев

TERRA NOVA: Диана, любой человек не раскрывается сразу. Мы о тебе уже писали небольшую заметку по поводу концерта группы «Ночные снайперы»в Сан Франциско в Международный женский день 8 марта. Многие уже знают о тебе и интересуются твоим творчеством. А тем, кто не знает, нужна хотя бы небольшая предыстория, чтобы они поняли, о чем идет речь. В Интернете написано, что ты жила в Магадане, потом переехала в Питер, выпустила несколько альбомов, стали известны многие твои песни. Было бы интересно узнать новые детали. Новых заметных явлений на русской рок сцене не так уж и много. И когда кто-то появляется, хочется понять, что это за люди, почему они пишут такие песни, откуда они вообще взялись. Вот с этой точки зрения было бы интересно рассказать о тебе и группе «Ночные снайперы». 
Диана Арбенина: Хорошо. Остановимся на том, что для того, чтобы меня узнать, нужно со мной сходить в китайский квартал, выпить конкретное количество виски, подняться в лифте на Телеграфную башню посмотреть на Океан, на остров Алькатрас и так далее. И все равно этого мало. Дело в том, что факты сухи и лаконичны, они все есть в Интернете. Я ничего нового сказать не могу, и объяснить себя тоже невозможно. Поэтому я и выхожу на сцену. Через несколько дней мне исполнится 32. 
Я человек, не переживший кризиса среднего возраста.

Значит, он у тебя ещё впереди?
Не знаю, сегодня я себя могу чувствую одиннадцатилетней, а завтра сорокалетней.
Я человек, который постоянно следит за собой. Человек, который абсолютно бесстрашен, в хорошем смысле слова и без пафоса. (Ред: известно, например, что Диана принимала участие в экстремальном проекте «Форт Байярд»). Человек, который постоянно влюбляется, честно и наотмашь; который никогда не испытывал безответной любви. Человек, который, вероятно, живет не так, как нужно жить, потому что себя не бережет, к тому же женщина. И все это усугубляется тем, что надо стремиться к постоянству, а с этим чем дальше, тем сложнее. И я никак не могу пристать к какому-то берегу, несмотря на то, что у меня есть два дома - в Питере и в Москве. 
И человек, который постоянно пишет стихи. 
Вот и все.

Когда ты говоришь, «пристать к какому-то берегу», я представляю - осесть, успокоиться... Но ведь у творческих людей это редко получается...
А как я могу пристать к какому-то берегу, если у меня постоянно гастроли, записи? Вот я захотела приехать в Сан-Франциско ещё раз потому, что город меня зацепил холмами, этим вот существенным духом Америки, и такой совершенно не пошлой американской «небоскребностью». Я была в Нью-Йорке, Чикаго и так далее. Но я вернулась только в Сан-Франциско. Я могла приехать с квартирниками (Ред: квартирник - частный концерт «на квартире») в любой город, но мне понравился этот город, он меня «цапанул». Так же, как меня в какой-то момент «цапанул» Питер. Я, кстати, не удивляюсь, почему Саня Балунов (Ред: музыкант группы «Король и Шут», участник беседы с Дианой) приехал жить именно сюда, хотя, понятно, что у него здесь любимая женщина. Но этот город по большому счету сродни Питеру, потому что сюда приезжаешь и чувствуешь, что ты хочешь сюда вернуться. Поэтому в марте, когда мы здесь играли, я решила, что приеду сюда с квартирником. Вот я и приехала. 

Так же и Чиж говорил нам в интервью. У него тоже есть квартира в Питере, но он настолько редко там бывает, что нет уже настоящей привязанности. Сегодня здесь, а завтра там...
Что меня привязывает, так это Робеспьюша – мой пёс, сенбернар, за которым присматривает мой садовник. Вот его, Робеспьера, мне, конечно, не хватает. Но что я могу сделать?

Многие люди в шоу-бизнесе считают себя «звездами». И вот они начинают себя вести как «звезды», у них формируется соответствующий образ жизни, совсем другие взаимоотношения с людьми. У тебя этого совершенно нет...
Слава Богу, что ты это понял...

Так это у тебя такой характер по жизни, или ты всё-таки стараешься себя контролировать, чтобы не стать такой «звездой»? Не все могут противостоять этому. Все-таки популярность затягивает...
Я понимаю, о чем речь. Я понимаю, что это Шекспир, «Король Лир», это власть, по большому счету. Нет, меня никогда это не захлестывало, я видела, как это людей убивает. Меня, кажется, сберегло от этого понимание, что подобные люди перестают себя адекватно оценивать. Мне кажется, все как-то поступательно происходит, и ты в какой-то момент перестаешь чувствовать, что уже имеешь власть над людьми, весомую и активную. Постараюсь объяснить попроще. Вот мы с тобой ходим по городу, ты мне рассказываешь: здесь обедали звезды, здесь не звезды. А звезды – на небе. Мне обалденно хорошо, от того, что я не зарвалась, что я не чувствую своего статуса. Я не чувствую, что группа «Ночные снайперы» популярная группа. Я считаю, что это группа не популярная, и я могу привести много доводов. Это абсолютно не кокетство. Я знаю, что у меня есть главное - я пишу песни. Я пишу день и ночь, день и ночь, а рядом со мной люди, которые обо мне заботятся. Люди, которым нужно, чтобы я еще что-то написала... И я уверена, что никогда не зарвусь, притом, что я никакого панибратства не терплю между людьми, как их ни назови: поклонниками, фанатами. Они всегда чувствуют дистанцию. Но также нет и такого, что исполнитель улыбается, а потом сходит со сцены, к нему подходят, а он говорит поклоннику: «А не пошёл бы ты на…» 
А таких примеров в других кругах, увы, очень много...

Да, люди ведут себя совершенно по-разному, когда к ним приходит признание. Так жизнь устроена. 
Я могу сказать, чем я живу... Помимо всего прочего... Я это уже говорила людям, которым я доверяю. Спев песню, я постоянно думаю о том, что я главное не написала. 
И мучаюсь... И дальше, дальше, дальше...

Альбом «Кошика», с которым ты сейчас приехала и который распространялся после концерта, появился для нас совершенно неожиданно. Как он возник?
Появились японцы, совершенно ниоткуда. А у них там экономика мыльного пузыря, молодежь, которая пережила это, стала кидаться с мостов… И вот, они говорят, группа «Ночные снайперы» призвана воспитать у нашей молодежи самурайский дух. Предлагают записать альбом, просят прислать все свои диски. Короче говоря, они выбирают какое-то количество песен, мы их записываем, и они их приводят в контекст той музыки, которую слушают в Японии. Получается альбом «Кошика». Он выходит в Японии, я к этому никакого отношения не имею, они сами приезжают, делают аранжировки, проводят фотосессии. Когда я эту запись услышала - подумала: «Вот это да! Вот это качество сведения! А почему бы в России не показать этот альбом?» И вот мы его и выпустили. По-русски он называется «Кошка» по названию одной из песен. Это не номерной альбом, просто сборная и смикшированная пластинка.

Как рождаются твои песни? Можешь ты это как-то прокомментировать? 
Не знаю, для меня они все одинаковы, как дети. Не можешь же ты сказать про детей, что, скажем, Егор лучше, чем Тимур, или наоборот. Для меня все песни – едины. Я только могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах они появились, но почему и как – этого я сказать не смогу...
Другое дело, что есть немногие песни, которые я активно не люблю, например «День рождения», она злая. Не люблю, когда от злости получается что-то. Таких песен сейчас у меня три: «Мой отец бывал пьян», «Время года зима» и «Д/р».

Я не чувствую этого. Для меня песня «День рождения» грустная, а не злая. Мы, кстати, этой твоей песней завершали празднование годовщины нашего журнала.
Это, действительно, грусть, когда ты не можешь совладать со своей незащищенностью в этот день. Никто не виноват, что в этот день ты себя чувствуешь плохо. А я в день рождения чувствую себя максимально уязвимой, голенькой. Но я с этим справляюсь. Я выхожу на сцену и пою. Мне нравятся песни другие, те, которые я «выпекаю» с совершенно другим настроением. Это, например, песня «Актриса». Она трогательная, тонкая и, быть может, печальная в какие-то моменты, но она светлая.

Ты сделала комментарий во время концерта, что хочешь видеть глаза людей, для которых ты поешь, лица публики в зале. Насколько важен для тебя визуальный контакт с людьми?
Вот какая происходит штука... Я когда пою, закрываю глаза, но при этом я как-то вижу каждого. Наверное, я «пасу», как пастух... Иногда мне мешают это делать - приходит ОМОН, отгоняет зрителей, врубают прожектор, я с этим борюсь... 

А тебе что - достаточно беглого взгляда, чтобы схватить реакцию публики? 
Почему беглого? Очень даже досконального...
Это так же, как я пишу текст. Я могу взять бумагу, сидеть где-то в кафе, вставать, ходить, что-то говорить, наливать молоко, шутить, смеяться, уходить, приходить, но я знаю, кто и что делает, и ещё я при этом пишу свой текст.

Возникает сравнение с кошкой, которая лежит в углу, кажется, что она только лениво головой поводит, а на самом деле она мгновенно всё вокруг замечает.
Да, я завидую кошкам, обаятельное животное, хотя люблю больше собак. Нет, я не кошка, но у меня развито такое женское, человеческое качество, я очень много замечаю.

С одной стороны, обладание сильным характером - это ценное качество, и в Америке высоко ценится, эти люди четко знают, что им нужно, и умеют этого добиться. Но, с другой стороны, это создает чувство, что ты всегда за все ответственна, всегда должна все делать сама. Не мешает ли это в жизни?
Нет, не мешает. 
Конечно мне бы очень хотелось, чтобы в моей жизни появился мужчина, который бы смог со мной совладать, меня защитить и на которого я бы могла положиться. В хорошем смысле слова. На уровне даже не мужа, а скорее друга, опоры. Хотя у меня очень много друзей мужчин... Я по-другому не могу... Не подумай, что это мужеподобно...
Мне кажется, что женщине быть сильной неестественно. Женщине свойственно хотеть быть защищенной. И я никогда в себе силу не культивировала, не пыталась быть сильной. Мне кажется, что мне это подарили родители, это не благоприобретенное, а врожденное, с чем справиться очень сложно. Я помню такой момент, мы были на гастролях, и в меня влюбился один майор. А у меня вообще слабость к «military», ты же знаешь... Он пригласил меня танцевать, я растаяла, и вот через некоторое время он спрашивает: «Я не понял, кто ведет, ты или я?» Представляешь? Для меня это было оскорблением с моей стороны по отношению ко мне же. Как же я могла позволить мужчине подумать, что я его могу вести? Особенно, если он мне нравится... Странная ситуация, странная… 

Что касается мужчин и можно ли на них положиться... Мы только сегодня говорили о знаменитой калифорнийской истории с «Юноной » и «Авось». Преданная Кончита ждала Резанова, и он, казалось бы, поступил непорядочно, обманул ее и бросил. А на самом-то деле, когда он вернулся в Россию, царь его отправил в Сибирь, с государственным поручением. А офицер от такого поручения отказаться не может, неважно – нравится или нет, даже если невеста ждёт. Ведь были же у них тогда понятия о чести и долге... Прибыв в Красноярск, он вскоре заболел и умер, всё кончилось весьма печально. А первая реакция была – вот, ещё одна обманутая женщина. А на самом деле, – несчастная судьба и уж вовсе Резанов был не обманщик... Есть достойные мужчины, и с сильным характером, есть, конечно, надо их как-то увидеть в этой жизни...
У меня в коллективе четверо мужчин, плюс два звукорежиссера и техник, тоже парни, администратор девушка. Вообще, разделять по половому признаку даже смешно, кто слабый, кто сильный....

Кстати, интересная ассоциация с танцами, офицерами и романтическими отношениями, - недавно вышедший альбом группы «БИ-2» назывался «Нечётный воин». Для этого альбома была сделана удивительная фотосессия в стиле ретро: костюмы, причёски, техника освещения и декорации из «галантного века»...
Говорят, что время не выбирают, каждое хорошо по своему, но тебе не жаль, что мы не родились тогда, в XIX веке? Ведь всё же была там особая аура...
Ты слышал нашу песню из этого альбома - «Медленная звезда»?

Конечно, «БИ-2» сказали, что специально для тебя ее написали...
Да, а я же никаких дуэтов не то что не признаю, но меня нужно «зацепить». А там оказался хороший «набоковский» текст. Михаил Карасёв, автор проекта, - такой статный, интеллигентный человек, как раз как бы из того века... Я согласилась тотчас же. Эта была песня, которую стоило спеть. И там из меня такие эмоции, скажем, не «выбили», а «выродили»... Вся выложилась. Это было здорово...

Наверно, после этой песни приятно жить с ощущением хорошо сделанного дела?
С «БИ-2» мы вместе сделали и другие вещи, например, новую песню «Кукуруза».
Вообще они - знаковая группа в моей жизни.

Сейчас, похоже, полностью сменилось поколение рокеров. В 80-е годы была первая волна – Цой, Бутусов, Кинчев. В 90-е был «Сплин» и тот же «БИ-2» с «Полковником, которому никто не пишет». А вот сейчас, в 2000-е годы, как ты считаешь, что происходит в рок музыке? В Калифорнию информация доходит не сразу, а вот Питер всегда был русской музыкальной Меккой. Как все это выглядит изнутри?
Стагнация полная. Новых имен нет. Я, например, слежу за теми, кто появился намного раньше. Тот же Васильев (Ред: Александр Васильев – лидер группы «Сплин»), который прогрессирует в своем творчестве. Не знаю насчет его человеческих качеств, я с ним не знакома, хотя мы и здороваемся. Тот же Бутусов, - это заповедный для меня человек, потому что я люблю все, что он делает, хотя понимаю, что что-то слабее, а что-то сильнее. 

Или возьмём группу «Мумий-Троль»; я очень уважаю Лагутенко, потому что это работник, это человек, который проделал очень большой путь из Владивостока в Москву. Это человек, который варит свой бульон, и он держится, он себе не изменяет. Короче говоря, я хочу сказать о том, что рок-н-ролл, который сейчас присутствует в старых хороших именах, он как был, так и есть. Хорош он, плох – неважно. Но на смену никто не идет.

Было время, когда журнал «Аврора» проводил конкурсы, возникали какие-то провинциальные команды: «Восточный синдром» из твоего родного Магадана, куча групп из Новосибирска, много хороших. Потом это все как-то застопорилось, я не знаю, кто из них пробился дальше. Куда делась эта «провинциальная волна»?
Во-первых, слово «провинция» для меня не существует. Провинцией может быть и Выхино, и Купчино. Я, например, жила в Магадане, в 93-м году приехала в Питер, влюбилась в этот город, переехала туда и стала писать песни. Мы записали первый альбом, потом записали «Рубеж», это стоило 2,5 тысячи долларов. В нас никто ничего не вкладывал, но я этим не кичусь... Что значит пробился? Кто меня двигал? Что значит - «они были» и «их не стало». Если бы у меня внутри не было этой ядерной потребности петь во что бы то ни стало, при том, что мне очень сильно ставили палки в колеса мои родители… 

Значит, они не хотели для тебя музыкальной карьеры?
Нет. Я только ради них окончила второй университет. Что значит пробилась? В попсу - да, безусловно, деньги вкладывают. Но если ты не можешь не петь, не можешь не писать, заниматься тем, что тебя интересует, ты сольешься. 
Мне присылают горы кассет и дисков от начинающих групп, спрашивают, что понравилось. Но мне ничего не нравится, потому что это, как правило, повторение чего-то. Мне очень понравится, если придет группа, за которую я могу порвать глотку. Вот, например, «Король и Шут», они что, пробивались? Они как играли, так и играют. Они были честными, они варили свою идею, вот и все. Точно так же «Ночные снайперы» никогда не были стадионной командой и никогда не станут, и не надо. Разве Бутусов пробивался, Шевчук или Б.Г.? Люди как были, так и есть. Если их хотят слушать, им можно обойтись и без шоу-бизнеса, несмотря на то, что тот и набирает обороты.

Александр Балунов: Если человек пишет для себя, – это одно. А если он пишет для того, чтобы продать – это совершенно другое. Хотя продать тоже надо уметь, это дело хитрое. 

Попса умеет себя продавать и на этом держится, так?
Диана Арбенина: Но, скажем, популярная музыка - это не то же самое, что попса. Мне нравится, например, Леня Агутин. Он делает такую около-латинскую музыку, он легкий и не пошлый. Кому-то это может и не нравиться, но, например, моя песня «Ты дарила мне розы» - это вообще не рок, а шансон. Так что если говорить об исполнителях – либо человек талантлив, либо нет. А играть он может в любом жанре. Если же он запирает себя в какие-то рамки, то ничего хорошего из этого не выходит.

Александр Балунов: Успех определить трудно. Можно, например, остановиться и не писать ничего нового и, тем не менее, продолжать играть старые вещи, зарабатывать на этом деньги и тратить на всякие удовольствия. Успех это или нет?

Не знаю, но мне кажется, что твоя группа «Король и Шут» - успешная. Хотя бы потому, что много людей слушают эту музыку, ходят на концерты и радуются. И не столь принципиально, напишете ли вы ещё что-нибудь в будущем или нет.
Диана Арбенина: «Король и Шут» - это группа, какой никогда не было и не будет. Она одна. Это самобытная группа, она – феномен, ее никуда не смогли воткнуть в табель о рангах. Это группа, которая сломала все рамки. Хотя это и не моя музыка, но мне очень интересны люди, которые ее сделали. Мне кажется, что «Король и Шут» несут идею, которая их держит на плаву. Раньше я думала, что их тексты – это такой тупой панковский сленг, но сейчас прихожу к пониманию, что это не так. Это идея, их сплотила вместе идея, которую они сами себе придумали. Так же, как группу «Ночные снайперы», которую я выдумала со Светой Сургановой. Что такое «Ночные снайперы»? Сначала было словосочетание, идея, как «Наутилус Помпилиус». А теперь доходит до того, что мне уже в аэропорту говорят «Ты не снимай ботинки, проходи, всё же ты - ночной снайпер...» Чувствуешь, как начинается со слова и куда это приходит?

Конечно, «Наутилус Помпилиус» это тоже было просто словосочетание – имя моллюска, который, как известно, отрезает от себя части. А куда это пришло, мы все знаем...
Я сейчас выскажу очень противоречивую мысль. В России никогда не может быть популярно ни одно течение, ни одна группа. В России, если ты хочешь быть популярным, ты должен создать себе культ. В стране изначально не было ни рок-н-ролла, ни других течений, это все благоприобретенное. В русском роке по-настоящему выживают только те, кто имеет в себе харизму или хорду. Например: Б.Г. – это разве рок-н-ролл? Разве можно его к такому жанру привязывать? Это – личность. Шевчук, Цой, Майк, Бутусов - тоже. А мы все это пытаемся воткнуть в мозаику жанров, а это не получается. Русская музыка (не та, где «Берёзка» с пятидесятью солистками, а та, которая рок-н-ролл), строится на культе личности. Когда я поняла в какой-то момент, что становлюсь одной из них, я онемела, потому что я поняла, что в России это именно так и происходит. Нет ни одной группы, которая была бы долговечна без культа лидера.

И когда к тебе пришло это осознание?
Когда мне дали премию «Триумф» в 2004 году, а это премия, которую дает интеллигенция. Но мне дали ее как поэту, а я тогда, по сути, и стихов-то не писала, так что дали скорее за тексты. Поэзию же и тексты я всегда очень чётко разделяла. Так вот, появилась невероятная ответственность. Я очень совестливый человек, меня так родители воспитывали, так что мне очень часто бывает стыдно. 
Мне бы хотелось долго писать, но если я почувствую, что пишу халтуру, я перестану, уеду и пойду строить лодки. 

Какие лодки?!
Перееду в Америку и буду строить лодки. 
Тут у вас в штате Мэн есть очень хорошая верфь.

А ты их когда-нибудь строила? Это же серьезное дело, учиться надо...
В свое время Петр I, уехав за границу, в Голландию, начал строить суда. Наверное, в этом была большая необходимость. И для страны, и для него лично...
Я к этому уже готова...

Твои родители сейчас в Магадане?
Нет, они переехали в Рязань.

У вас кто-нибудь занимался музыкой в семье?
Нет, никто.

А откуда тогда музыкальные способности?
А кто его знает? Потихонечку, отовсюду...

Помимо музыки, в поэзии, в литературе, какие у тебя любимые авторы, книги? 
Что ты читаешь? 
Сложно ответить. Меня научили читать в 3 года, и я очень рано прочитала нашу классическую литературу в полном объеме. И, кстати, жалею об этом. Так, например, я прочитала «Отцов и детей» уже в четвёртом классе...

Да, надо было что-то оставить на потом, чтобы не портить впечатления.
Хотя некоторые книги неплохо прочитать несколько раз, на разных этапах жизни, например, «Героя нашего времени». Восприятие будет совсем иным...
Да, но чем старше я становилась, тем больше понимала, что Лермонтов вторичен. 
Хотя Печорин – ничего, но достаточно узкий тип. В сравнении с Пушкиным, Лермонтов всё-таки узок. А Пушкин, безусловно, это – гений. Вероятно, ему очень непросто жилось в силу того, что он был еще и сексуально одарен... 
В детстве мне ещё нравился Тургенев, я его всего прочитала, мне открылась такая равнинная Россия в его произведениях. Хотя «Рудин» - это уже псевдо-революция с красными шарфами...
Достоевский стал для меня заповеден, мне было больно его читать, хотя я прочла все его произведения. Более всего мне понравились «Братья Карамазовы». Что касается «Преступления и наказания» - то там на меня самое большее впечатление произвёл Свидригайлов, это просто «Ах!» А вот князь Мышкин мне никогда не был близок.
Про русскую литературу ещё долго можно продолжать...
Потом я стала учиться в университете, это была самая золотая пора жизни. Наступило время зарубежной литературы. Я настолько переключилась на неё, что к русской уже, по большому счёту, и не вернулась. Ремарк меня очень сильно зацепил. Из последних, например, Барикко – современный итальянский писатель, жаль что он очень мало пишет. 
Ещё, из наших современных ,– Шишкин, автор книги «Венерин волос». Он очень глубокий писатель, настоящий русский язык.
К сожалению, я сейчас читаю меньше, чем раньше...
Ещё в детстве, когда я приносила книги из библиотеки, – мама их просматривала и говорила – «Это не надо, это не надо...», а я всё равно начинала читать, а потом убеждалась – и правда не надо. Так я и научилась избегать плохих книг...

А поэзия?
С поэзией сложнее. Когда я училась, у нас практически не проходили еще Серебряного века. Я совершенно случайно сама все это открыла, даже стала чертить какие-то схемы и влюбилась в Ходасевича, сама не знаю почему.
Летом на каникулах я открыла для себя футуризм, символизм, акмеизм, половину, конечно, в этом не понимая. Потом пришла в школу в сентябре и стала на уроках спрашивать учительницу «Скажите, пожалуйста, к какому течению это относится? Символизм или акмеизм?». Это было фиаско. Я увидела, что человек, который был для меня примером, даже не знал, что это такое...
В школе я прочитала от начала до конца всё, что нам «давали».

А что не понравилось?
Ненависть вызвало, конечно, «Что делать?» Чернышевского. С точки зрения литературы это ноль - и композиция, и сюжет, и всё остальное. И «Мать» Горького – то же самое. До этого я прочитала все его рассказы, он – хороший, самобытный писатель, после них «Мать» - это было просто смешно.
Что касается поэзии, и, в частности, Серебряного века, в какой-то момент я очень увлеклась Маяковским. Тем, каким он изначально был...

Ну, конечно, были же у него в раннем периоде строчки вроде «Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана...» 
Да, и «Облако в штанах», любовные стихи у него прекрасные..
А потом 50-е, 60-е, 70-е – резкое отторжение. Литературный институт, где всех учат писать стихи, тут даже комментариев не нужно... Так что перескочила я сразу к Бродскому, которого узнала уже позже. И больше никого не знаю...

В наше время более популярна рок-поэзия, чем просто поэзия.
Немного можно назвать поэтов, которые пишут «просто стихи» и становятся известными, так?
Рок-поэзия очень слабая. Она текстовая, если почитать эти стихи сами по себе – выглядят они довольно жалко. Для меня очень чётко различаются мои тексты и стихи.
Среди современных рок-поэтов мне нравится только один, точнее, только одна.
Её зовут Яшка Казанова, она довольно популярна в Сети, у нее вышла книга. 
Посмотри и ты поймешь.У меня даже есть песня на ее стихотворение «Полчаса, отведенные на войну»

В Сети с авторами, кстати, происходят довольно интересные вещи. Например, образуются «виртуальные объединения». Так, некоторые поэты, опубликованные у нас, сосуществуют в одной плоскости на Интернете, а при этом живут в разных уголках планеты: Киев, Бостон, Москва, Воронеж, Сан Франциско...
Вот в начале XX-го века товарищам по цеху - братьям Бурлюкам, Маяковскому и другим - приходилось встречаться вживую и совместно выступать в аудиториях. Время было необыкновенное, яркое, но не было у них такой скорости распространения информации и гибкости общения, как сегодня...
Что же касается футуризма, было время, когда меня захватил Хлебников. 
К Ахматовой я долго привыкала. Это – супер поэзия. 
В результате всё равно приходишь к тому, что сдержаннее и глубже.

А что ты читаешь сейчас?
С собой я привезла «12 стульев» и хохочу.
Мне она очень нравится. 
Ещё читаю эту связку - Маркеса, Борхеса, Кортасара, предпочитая говорить их имена с неправильным ударением...

Вообще-то такие вещи лучше читать в оригинале. Вот, например, Сэлинджер «Над пропастью во ржи» («Catcher in the Rye») – по-английски читается абсолютно иначе… 
Да, я тоже его в институте читала в оригинале...

Или, скажем, Курт Воннегут «Колыбель для кошки» (“Cat’s Cradle”) - на английском она звучит совершенно иначе, чем на русском… Не звучит эта книга на русском, всё настроение потеряно, нет нужной интонации, хотя перевод хороший.
Когда мне был 21 год, я сама себе изумилась, так как случайно пришла к заключению - «Синонимов нет». Невозможно перевести ничего и никогда.
Возьмём Шекспира в переводе Маршака или Лозинского. Даже если переводчик неимоверно талантлив, он не сможет это передать как у автора, вот и всё. Я с этим смирилась. Выхода-то нет, остаётся просто доверять переводчику и читать его произведение «как есть». 

Твоё пожелание нашему журналу и его читателям?
Расскажите мне, пожалуйста, о компьютерах так, чтобы я поняла, что вы мне говорите.
Расскажите мне о писателях новой волны, чтобы я захотела их прочитать.
Прочитайте мне стихи, чтобы я хотела их слушать.
И сделайте так, чтобы я ждала каждый ваш номер в России...

Видео:

Фото:

География события:

Соединенные Штаты Америки, Калифорния, Сан-Франциско-Каунти, город Сан-Франциско

Теги:

terra nova, интервью